Екатерина II, Германия и немцы - Клаус Шарф

Однако взятая императрицей на себя ответственность за воспитание внуков открыла ей возможности, выходившие далеко за пределы неравной борьбы внутри семейного круга. Раздумывая над тем, как избежать неловкости, она отважилась погрузиться с головой в неисчерпаемую дискуссию об образовании, захватившую в тот момент все европейское общество, и использовать ее в качестве надежного щита. Она перестала скрывать свою писательскую деятельность, однако для публичных высказываний на темы воспитания юношества выбрала в начале 1780-х годов неуязвимую роль бабушки, проявляющей интерес к педагогическим вопросам из любви к внукам. В этой роли она писала сначала для Александра, а затем и для второго внука, Константина, сказки, рассказы и поучительные истории нравственного содержания на русском языке, немедленно появившиеся в печати в 1781 году, а с 1782 года выходившие в берлинском издательстве Николаи в переводе на немецкий язык[653]. Она превратила воспитание детей в государственное дело, дав понять европейской публике, что, ощущая ответственность за будущее Российской империи, она как просвещенная правительница стремится дать наилучшее воспитание наследникам престола.

Роль бабушки, пишущей для внуков, оправдала себя и зимой 1782/83 года, когда императрица приступила к Запискам касательно Российской истории. Она взяла эту работу на себя, хотя совсем незадолго до этого сообщала Гримму о перспективах разделения этого труда между авторами, которым было поручено составить «книгу для чтения в будущих нормальных школах» из «книг, составляющих личную библиотеку Александра». Обращает на себя внимание тот факт, что, перечисляя участников проекта в цитированном выше письме Гримму, написанном в ноябре 1782 года, она пропустила только фамилию академического профессора истории. Невозможно представить, что она была ей неизвестна, поэтому такое инкогнито вызывает особый интерес, учитывая, что единственным профессором истории в Академии наук был в то время Миллер. С его переездом в Москву в 1765 году в Петербурге вообще не осталось ни одного профессора истории, Шлёцер был окончательно освобожден от службы в России в 1769 году, историки Иоганн Эбергард Фишер и Карл Фридрих Модерах умерли в 1771 и 1772 годах соответственно[654]. В самой Академии исследовательская и издательская работа продолжались: так, с 1770 года выходила в свет История Российская Щербатова[655], – однако с уходом Миллера не только прекратились дискуссии между историками, но и сам центр работы с источниками надолго переместился в Москву. Именно Миллер с готовностью – и, конечно же, с разрешения императрицы – помогал, обучая работе в архивах, молодым, интересующимся историей людям, таким как Щербатов и Новиков, изучать, интерпретировать и издавать оригинальные документы[656]. Однако случившийся в царствование Екатерины патриотический прорыв находится в необъяснимом до сих пор противоречии с тем, что Академия наук на протяжении ряда лет обходилась без единого историка[657].

Наконец, два новых адъюнкта были назначены в Академию: в 1779 году – уже упоминавшийся Иоганн Готтгильф Штриттер, а в 1782 году – Иоганн Фридрих Гакман, однако при присвоении им званий Академия руководствовалась не новыми исследовательскими задачами, а их прежними заслугами; не менее удивительно и то, что оба они были опять-таки немцами. Обоих новичков привлекли к наступлению на образовательном фронте. Гакман, родившийся в 1756 году в Шпике близ Бремена, служивший учителем в Петербургской академической гимназии, получил свою должность адъюнкта за написанный на латыни накануне завоевания Крыма труд, посвященный греческим поселениям на Черноморском побережье. В новом звании ему было предоставлено право преподавать двум старшим великим князьям географию. В 1787 году он выпустил Пространное землеописание Российского государства для народных училищ, а позднее – двухтомное описание географии всего земного шара[658].

Несмотря на близость ко двору и участие в реформировании образования в 1780-е годы, роль Гакмана как сотрудника императрицы в ее исторических штудиях не подтверждается документально. Нет, однако, никаких сомнений в том, что в октябре 1783 года Комиссия о народных училищах поручила Штриттеру написать учебник по истории Российского государства[659]. Однако тот факт, что Штриттер, выполнив поручение, уже в феврале 1784 года получил разрешение на публикацию, хотя и на определенных условиях, а труд его так и не вышел в свет при жизни Екатерины, способствовал распространению слухов о том, что в Записках касательно Российской истории императрица «рядилась в чужие перья», а именно в «перья» Штриттера[660]. Сомнения по поводу авторства Екатерины рассеял еще издатель ее произведений Александр Николаевич Пыпин, показавший, что не только работа над Записками, но и их публикация относилась ко времени, предшествовавшему назначению Штриттера автором учебника истории Комиссией о народных училищах[661]. Однако к полной ясности приведет лишь сравнительный анализ обоих текстов, который позволит ответить на вопросы, когда именно Штриттер начал свою работу, когда завершил ее, когда рукопись на немецком языке попала в руки Екатерины и какое участие принимал впоследствии историк в подготовке материалов, предоставлявшихся некоторыми историками императрице для продолжения ее работы над Записками.